Анна Ахматова. Биография в портретах

Советует Культура.рф
«В портретах Ахматовой больше правды о ней, чем в книгах десяти критиков»
Ссылка скопирована

Анну Ахматову рисовали Амедео Модильяни и Кузьма Петров-Водкин, Иосиф Бродский и Алексей Баталов. Искусствовед Эрих Голлербах говорил: «В портретах Ахматовой больше правды о ней, чем в книгах десяти критиков».

Фигура «Ночи» (портрет Модильяни)

1911 год. Начинающая поэтесса Анна Ахматова вместе с мужем Николаем Гумилевым поехала в Париж. Там в популярном у богемной публики кафе «Ротонда» она познакомилась с молодым итальянским художником Амедео Модильяни. «Вы во мне как наважденье», — писал Ахматовой художник после ее отъезда и создавал портреты поэтессы — по памяти. Она потом вспоминала: «Все, что происходило, было для нас обоих предысторией нашей жизни: его — очень короткой, моей — очень длинной. Дыхание искусства еще не обуглило, не преобразило эти два существования, это должен был быть светлый, легкий предрассветный час».

Позже почти все рисунки Модильяни сгорели в пожаре в ее царскосельском доме во время революции. Уцелел лишь один, самый дорогой, с которым она уже никогда не расстанется, — тот, где Ахматова изображена в виде аллегорической фигуры «Ночи».


«Такая, какой ее знали друзья — поэты» (портрет Альтмана)

1914 год. Вышел второй сборник Ахматовой — «Четки», который принес ей признание. На портрете Натана Альтмана она предстала гордой, но уязвимой. Практически в одно время с Альтманом Ахматову написала Ольга Делла-Вос-Кардовская.

В своих воспоминаниях дочь художницы Екатерина сравнивала эти две работы: «Но как ни нравится мне с художественной стороны ахматовский портрет работы моей матери, и все же считаю, что Ахматова такая, какой ее знали ее друзья — поэты, поклонники тех лет, Ахматова «четко» передана не на этом портрете, а на портрете работы Альтмана».

Об авангардном портрете и самом Натане Альтмане поэтесса писала в стихотворении «Покинув рощи родины священной»:

Как в зеркало, глядела я тревожно
На серый холст, и с каждою неделей
Все горше и страннее было сходство
Мое с моим изображеньем новым.
Теперь не знаю, где художник милый,
С которым я из голубой мансарды
Через окно на крышу выходила
И по карнизу шла над смертной бездной,
Чтоб видеть снег, Неву и облака, —
Но чувствую, что Музы наши дружны
Беспечной и пленительною дружбой,
Как девушки, не знавшие любви.


«Печальная красавица» (портрет Анненкова)

1921 год. Ахматова жила в Петрограде, она была замужем за Владимиром Шилейко (они поженились в 1918 году сразу после развода Ахматовой и Гумилева). Друзья поэтессы, Борис Анреп и Ольга Глебова-Судейкина, эмигрировали — она осталась в Советской России, тяжело переживая наступившие перемены и расставание с близкими людьми.

Здесь, в Петрограде, в доме на Кирочной улице, ее и нарисовал Юрий Анненков, который всеми силами старался отвлечь Ахматову от тягостных мыслей: «Печальная красавица, казавшаяся скромной отшельницей, наряженной в модное платье светской прелестницы! <…> Ахматова позировала мне с примерной терпеливостью, положив левую руку на грудь. Во время сеанса мы говорили, вероятнее всего, о чем-нибудь весьма невинном, обывательском, о каком-нибудь ни-о-чем».


«Духовный портрет» (портрет Петрова-Водкина)

1922 год. Прошедший год был одним из самых трагичных в жизни Ахматовой: ее первый муж Николай Гумилев был расстрелян, ее учитель Александр Блок умер. В это время выходят два сборника стихов Ахматовой — «Подорожник» и «Anno Domini MCMXXI», в которые вошли стихотворения, посвященные обоим поэтам.

В тот же год она рассталась со своим вторым мужем. Их брак был не самым счастливым, Ахматова писала: «Мне муж палач, а дом его тюрьма». В этот тяжелый период жизни поэтессы ее написал Кузьма Петров-Водкин. Писательница Мариэтта Шагинян назвала эту работу иконой, духовным портретом. А вот сама поэтесса отзывалась о нем так: «Не похож — он робкий».


«Черный ангел» (портрет Тырсы)

1928 год. К этому времени Ахматову совсем перестали печатать: «После моих вечеров в Москве (весна 1924-го) состоялось постановление о прекращении моей литературной деятельности. Меня перестали печатать в журналах и альманахах, приглашать на литературные вечера. Я встретила на Невском М. Шагинян. Она сказала: «Вот вы какая важная особа: о вас было постановление ЦК — не арестовывать, но и не печатать».

В это время художник Николай Тырса создает три портрета Ахматовой, используя необычные материалы — смесь акварели с копотью от керосиновой лампы. Осип Мандельштам был впечатлен работами художника:

Как черный ангел на снегу
Ты показалась мне сегодня,
И утаить я не могу —
Есть на тебе печать Господня.


В белом платье в белой ночи (портрет Осмёркина)

1939 год. В этот период Анна Ахматова писала совсем мало, больше переводила, занималась исследованием творчества Пушкина. Ее сын Лев Гумилев был в лагерях, а друг Осип Мандельштам скончался в пересыльном лагере.

Поэтесса продолжала получать предложения написать ее портрет. Она часто говорила, что «эта тема в живописи и графике уже исчерпана», однако согласилась позировать бывшему участнику группы «Бубновый валет» Александру Осмёркину. 21 июня 1939 года художник писал: «Каждый день бываю у Анны Андреевны, которую пишу в белом платье на фоне шереметьевских лип в белую ночь. Начинаю сеанс в 11 и до 2-х, чтобы успеть к мостам». Специально для портрета поэтесса заказала белое платье, правда, сшить его не успели — позировала в прокатном. В эти дни она написала свои знаменитые строки:

И упало каменное слово
На мою еще живую грудь.
Ничего, ведь я была готова.
Справлюсь с этим как-нибудь.
У меня сегодня много дела:
Надо память до конца убить,
Надо, чтоб душа окаменела,
Надо снова научиться жить.
А не то… Горячий шелест лета
Словно праздник за моим окном.
Я давно предчувствовала этот
Светлый день и опустелый дом.


Представительница «пустой безыдейной поэзии» (портрет Сарьяна)

1946 год. В этом году вышло постановление ЦК «О журналах «Звезда» и «Ленинград». Их работу признали «совершенно неудовлетворительной» из-за «безыдейных, идеологически вредных произведений» Михаила Зощенко и Анны Ахматовой.

«Ахматова является типичной представительницей чуждой нашему народу пустой безыдейной поэзии. Ее стихотворения, пропитанные духом пессимизма и упадочничества, выражающие вкусы старой салонной поэзии, застывшей на позициях буржуазно-аристократического эстетства и декадентства, «искусстве для искусства», не желающей идти в ногу со своим народом, наносят вред делу воспитания нашей молодежи и не могут быть терпимы в советской литературе».

В результате «Ленинград» закрыли, в «Звезде» сменился главный редактор и редколлегия. Через месяц «для разъяснения постановления» в Ленинграде выступил с докладом член политбюро Андрей Жданов: «До убожества ограничен диапазон ее поэзии — поэзии взбесившейся барыньки, мечущейся между будуаром и моленной. Основное у нее — это любовно-эротические мотивы, переплетенные с мотивами грусти, тоски, смерти, мистики, обреченности. <…> Не то монахиня, не то блудница, а вернее, блудница и монахиня, у которой блуд смешан с молитвой».

После разгромного доклада Анна Ахматова осталась совершенно одна: некоторые знакомые перестали с ней общаться, а тех, кто хотел поддерживать отношения, она избегала сама, чтобы не навредить им. Художник Мартирос Сарьян не побоялся пригласить опальную поэтессу позировать для портрета в его московскую мастерскую. К сожалению, работа осталась незавершенной: Ахматова заболела и не пришла на пятый, заключительный сеанс. Художник не успел дописать руки поэтессы. Он даже думал отрезать эту часть картины, но коллеги уговорили его оставить всё как есть.


«Русская царица» (портрет Лянглебена)

1964 год. Ахматову снова начали печатать, восстановили в Союзе советских писателей. В Италии поэтесса получила литературную премию «Этна-Таормина». Ее сына реабилитировали — он был освобожден в 1956 году.

В этот год Моисей Лянглебен написал один из последних портретов Ахматовой (уже в 1966-м ее не станет). Он писал ее с натуры пять раз, на четырех выполненных тогда портретах Ахматова оставила свои автографы — знак того, что работы ей понравились.

Это портреты уже совсем другой Ахматовой, такой, какой вспоминал ее художник и писатель Юзеф Чапский: «Анна Андреевна в большом кресле, внушительная, спокойная, полная, чуть глуховатая. <…> Невольно вспоминаются идеализированные портреты русских цариц XVIII века».

Скачать приложение